logo
Finpravo_verstka2012

§ 1. Из истории денег и денежного обращения

В условиях примитивной хозяйственной и предпринимательской деятельности на самых ранних стадиях развития социума имел место случайный обмен товарами, при котором, соответственно, функционировала случайная форма стоимости. В качестве пояснения здесь может быть использована следующая модель. В эпоху Великих географических открытий европейские мореплаватели на западном побережье Африки и на островах Тихого океана многократно вступали в контакт с примитивными племенами и, нуждаясь в продуктах, обменивали самые различные изделия и предметы на плоды, рыбу и животных. Подобный случайный обмен практиковался и в XVII–XVIII веках. Так, Джеймс Кук в своем дневнике 4 июня 1774 г. записал: «Туземцы всем своим образом действий подражают щедрой природе, и это позволяет мореплавателям полностью удовлетворить на берегах островов Общества свои нужды. На протяжении шести недель мы в изобилии имели свежую свинину и фрукты… Все это приобреталось в обмен на топоры, гвозди, зубила, ткани, красные перья, бусы, увеличительные стекла, ножи, ножницы и тому подобные товары, очень ценимые здесь… Рубашки здесь играют такую же роль, как у нас в Англии золотые монеты»1. О вполне случайном характере обмена свидетельствует, например, подтвержденный документально имевший место в Новой Зеландии факт обмена аборигеном-маори омара на носовой платок, предложенный ему одним из матросов1.

В вышеописанных ситуациях, когда имел место случайный эпизодический обмен, действовала простая, или случайная, форма стоимости, при которой один товар выражал свою стоимость в противостоявшем ему товаре, признанном участниками сделки в качестве эквивалента. Регулярный систематический обмен определил потребность в использовании так называемой развернутой, полной формы стоимости. Сущностной характеристикой такой формы стоимости является то, что предметами обмена являются многочисленные объекты, причем каждому из них соответствует множество эквивалентов.

Подобная ситуация может быть выражена следующей формулой:

х товара A = у товара Б, или z товара В, или n товара Г…

Наглядно это выражено конструкцией, предложенной Э.Я. Брегелем:

1 мешок = 1 барану = 6 кругам сыра = 2 тюка шерсти.

Использование множества эквивалентов не могло соответствовать сколько-нибудь сложным экономическим взаимоотношениям, связанным с обменом. Очевидно, что при этом стоимость товара не имела общего универсального выражения и, таким образом, стоимость одного товара выражалась в стоимости других товаров. Обмен одного конкретного товара на другой конкретный товар был затруднен, а иногда и вовсе невозможен.

Развитие и усложнение хозяйственной деятельности и, соответственно, развитие товарного производства предопределили использование товаров, которые играли роль основных объектов обмена на рынке в качестве эквивалента. Так сложилась всеобщая форма стоимости, сущностной характеристикой которой является то, что стоимость всех товаров выражается в одном всеобщем эквиваленте. По существу, это и есть денежная форма стоимости, т.е. такая форма, когда, по словам Г. Фильдинга, «деньги принято считать выражением всех вещей»1.

Так, в древнейший период развития римского общества в качестве универсального товара, выступавшего в роли эквивалента, была единица мелкого рогатого скота, чаще всего овца. От слова, обозначавшего мелкий скот, преимущественно овец, – pecus произошло наименование имущества, собственности вообще и денег в частности – pecunia.

Следует упомянуть, что марксистская политическая экономия дифференцировала понятия «всеобщая форма стоимости» и «денежная форма стоимости», определяя, что до тех пор пока на рынке имеет место конкуренция двух или нескольких эквивалентов, действует всеобщая форма стоимости, а когда в такой конкурентной борьбе один товар вытесняет все прочие, возникает денежная форма стоимости. Такая дифференциация представляется несущественной, так как при использовании нескольких товаров-эквивалентов возможно утверждать, что действуют параллельно несколько видов денег. Подобная ситуация множество раз имела место в реальной рыночной экономике.

Так, например, в 1840 г. шах Омар в государстве Борну установил в качестве официальных денег, имеющих хождение и являющихся законным платежным средством, одновременно талер Священной Римской империи германской нации с изображением императрицы Марии-Терезии, испанский доллар, именовавшийся также песо, и раковины каури. Монеты при этом выполняли функции денег крупных номиналов, а раковины представляли собой разменные деньги.

При осуществлении торговых операций между индейцами полуострова Лабрадор и факториями Компании Гудзонова залива использовались в качестве меры стоимости товаров бобровые шкуры, а также специально выпущенные компанией для облегчения обмена так называемые «бобровые монеты» (beaver coins). Одна такая монета соответствовала одной первосортной бобровой шкуре. Очевидно, что в описанных случаях в обращении одновременно находились фактически несколько видов денег.

Самыми распространенными мерами стоимости у примитивных народов были деньги в виде раковин улиток и моллюсков. Так, раковины морских моллюсков каури, встречающихся в основном на Мальдивских островах, расположенных в Индийском океане, исполняли функцию денег (монет) с 400 го­да вплоть до начала XX века1. Деньги-раковины каури были широко распространены на территории Индостана, в Китае, Тибете, Японии и Африке.

В XIII столетии знаменитый венецианский путешественник Марко Поло в одной из провинций Монгольской империи на территории Китая, в области восточный Юньань столкнулся с использованием каури в качестве денег. Он писал, в частности: «А монеты у них вот какие: вместо денег у них в ходу белые морские раковины, те самые, что вешают собакам на шею… восемьдесят таких раковин равняются одному серебряному saiе или двум венецианским грошам…»1. Арабский путешественник Ибн Батута в 1352 г. в Северо-Западной Африке в государстве Меелле обнаружил валюту в виде раковин каури, причем имел место точно рассчитанный курс раковины по отношению к металлическим монетам европейского и арабского происхождения. Деньгами каури пользовались в африканском государстве Дагомея, в царстве Сонгай в Западной Африке, о чем свидетельствовал итальянский исследователь Кодамоско в 1455 г. Курс каури, покупательная способность этих денег в Африке зависели от удаленности территории, где они использовались, от восточно-африканского побережья: чем больше было расстояние, тем выше курс. Во внутренних районах Африканского материка в начале XX века деньги каури не только являлись платежным средством, обслуживавшим частноправовые сделки, – они принимались практически во все виды платежей, ими уплачивались налоги, штрафы, миссионерские сборы2.

На северо-западном побережье Канады роль денег выполняли раковины денталиум (Dentalium edulis) в обработанном виде, в Меланезии знаками стоимости являлись раковины насса (Nassa-Camelus), которые после соответствующей обработки нанизывались на стебли лиан и сцеплялись в кольца, диаметр которых часто достигал диаметра колеса телеги. Депозиты в виде таких колес из денег-раковин аборигены-депоненты хранили в специальных депозитариях – общественных домах племени, скрытых в джунглях и тщательно охранявшихся.

Деньги-раковины в исторически достоверно исследованные времена использовались североамериканскими индейцами и туземцами Соломоновых островов, где существовали своеобразные подобия монетных дворов, то есть предприятий, на которых обрабатывались раковины. Очевидно, что деньги из раковин и их фрагментов представляют собой один из древнейших видов денег. С одной стороны, это определялось их внешними особенностями и материальными физическими характеристиками, с другой – трудностями, связанными с добычей и ограниченным ареалом добычи. Таким образом, раковины использовались как знаки стоимости, как деньги, то есть всеобщий эквивалент, в силу того, что получение их было относительно непросто, затруднительно.

Функции денег выполняли также созданные из множества элементов специальные композиции, изготовление которых требовало существенных затрат высококвалифицированного труда. Так, на острове Новая Ирландия в Тихом океане в качестве денег использовались соединенные между собой в особую геометрическую фигуру тысячи фрагментов раковин моллюсков, собачьих и свиных зубов, бус, растительных волокон и свиных хвостов. В специальной этнографической литературе описан образец таких денег длиной почти в двенадцать метров.

У некоторых племен в качестве денег использовались черепа. Так, в Ассаме, в Северо-Восточной Индии, в качестве монет применялись черепа коров, на острове Борнео (Калимантан) в Малайском архипелаге и в Новой Гвинее у обитавших там охотников за головами в качестве денежных единиц особенно крупных номиналов использовались человеческие черепа.

В Индонезии в качестве денег использовались браслеты, вырезанные из крупных раковин миллепунктатус, на Марианских островах деньги изготавливались из фрагментов-щитков черепашьих панцирей. У примитивных народов в качестве денег широко использовались зубы животных. Так, в качестве денег папуасами Новой Гвинеи применялись собачьи клыки, зубы кенгуру и опоссума, а также зубы летучих мышей и дельфина. Жители островов Фиджи и Гилберта изготавливали монеты из зубов кита. Особой обработке подвергали клыки кабанов. При этом у молодых особей вырывали верхние клыки, вследствие чего нижние вырастали через несколько лет загнутыми вниз, образуя кольца. Такие клыки-кольца представляли собой денежные знаки, обладавшие особенно высокой стоимостью.

Помимо денег-раковин в Океании одним из важнейших видов денег были деньги из перьев. На островах Санта-Крус в качестве денег использовали перья, воткнутые в тканую ленту. Сверток, в котором было расположено наподобие черепичной кладки более двух тысяч ленточек с перьями, имел стоимость, эквивалентную двум свиньям или одной молодой женщине1. Для того чтобы составить такой сверток, надо было убить много сотен птиц, то есть затратить большой объем труда, чем и определялась стоимость денежной единицы.

Своеобразное денежное обращение было организовано в конце XIX века на острове Яп, находящемся в системе Каролинских островов в Тихом океане. Деньги в виде отполированных перламутровых раковин использовались исключительно для обслуживания сделок между женщинами. Они так и именовались – женские деньги. Мужчины применяли другой вид денег – каменные, которые именовались «феи». Они представляли собой диски из аргонита – разновидности прочной известняковой породы. Месторождения аргонита находились на островах Палау, расположенных в нескольких сотнях километров от острова Яп. Периодически мужчины острова Яп отправлялись в опасное путешествие за аргонитом, плиты которого с огромным трудом отделялись от каменного монолита и на специальных плотах транспортировались к месту назначения. Деньги выглядели как просверленные в центре диски разных размеров – стоимость такой своеобразной монеты зависела от ее диаметра: чем больше – тем дороже, и от толщины диска: чем тоньше – тем дороже. Некоторые деньги-диски, обследованные учеными-этнографами, достигали в диаметре более пяти метров. Параметры подобных «монет» – вес и размеры – определяли невозможность использовать их обычным способом, то есть, например, передавать покупателем продавцу в обмен на товар.

Деньги-феи хранились собственником около его жилища, то есть были выставлены снаружи возле дома. Использование данных денег при сделке купли-продажи означало, что продавец, тщательно осмотрев диск и определив его качество, то есть стоимость, передавал товар покупателю, а право собственности на деньги-диски переходило ему. При этом сам диск мог быть и не перемещен в пространстве, то есть продолжал стоять у дома бывшего собственника, утратившего в результате сделки право на него. Наиболее удачливые аборигены-коммерсанты являлись собственниками денег-дисков, размещенных в разных населенных пунктах по всему острову.

При уплате налогов или штрафов должностные лица соответствующих ведомств проставляли на деньгах-дисках свои печати или даже просто инициалы своего имени. С этого момента деньги-феи были собственностью государства (острова с 1899 г. принадлежали Германии, после Первой мировой войны находились под опекой США). При переходе права собственности на деньги-феи старые пометки на них счищались и новым собственником делались новые. Археологические исследования свидетельствуют о том, что подобные каменные деньги в эпоху неолита (VIII–III тысячелетия до Рождества Христова) использовались в Китае и Индокитае.

Ценность всех вышеописанных видов денег, собственно, их способность выступать в виде эквивалента прочим товарам, была связана либо с редкостью материала, из которого они изготавливались, либо с большими затратами труда, необходимыми для их изготовления. Существовали также деньги, имевшие непосредственную потребительскую стоимость, то есть такие виды денег, которые могли быть потреблены собственником. Часто в качестве таких денег применялась соль. Так, Марко Поло свидетельствовал, что в китайской провинции Гаинду, входившей в состав Монгольской империи, наряду с золотом использовалась соль: «Деньги у них вот какие: у них, знайте, золото в палочках: развешивают его… по весу всему цена; чеканной монеты у них нет, а мелочь у них такая: возьмут соль, сварят ее и бросят в форму весом около полуфунта: восемьдесят таких кусков равняются одному saie чистого золота»1. В XIX веке во многих странах Африки в качестве денег часто использовались бруски каменной соли определенного веса, причем специальный обменный курс данных денег действовал относительно находившихся в обращении денежных знаков в виде монет и банкнот.

В качестве денег широко использовался табак: он служил всеобщим эквивалентом в Северной Америке, Восточной Сибири, Западной Африке. Знаменитый философ и врач Альберт Швейцер, большую часть жизни проведший в Экваториальной Африке, свидетельствовал, в частности: «Табак поступает сюда в листьях и в известной степени заменяет собой разменную монету. Например, за один лист стоимостью в пять пфеннигов можно купить два ананаса. Все мелкие услуги оплачиваются листьями табака… Семь листьев табака связывают вместе и образуют «голову табака», стоящую около полфранка… Отправляясь в путь, берут с собой, чтобы расплачиваться с гребцами, не деньги, а ящик с табачными листьями. А чтобы негры дорогой не растащили этот драгоценный груз, в продолжение всего пути по реке на нем сидят»1.

Функции денег выполняли также общеупотребительные орудия труда, инструменты и оружие: лопаты, мотыги, топоры, ножи, наконечники стрел и копий. Такие деньги могли быть использованы в повседневной жизни в натуральной форме и в то же время являлись общим эквивалентом. В Европе известны клады таких денег, относящиеся к бронзовому веку (IV – начало I тысячелетия до н. э.). Деньги-лопаты играли в древности роль всеобщего денежного эквивалента в Китае, Индии и Африке. Деньги-топоры использовались в этом качестве на Аппенинском полуострове1. В XIX – начале XX вв. африканские племена широко использовали в качестве денег гвозди, иголки, ножи. В Юго-Восточной Африке функции денег выполняли гонги.

Подобную утилитарную форму денег сменила абстрактная форма. При этом натуральные деньги – орудия труда были заменены символами таких орудий. В древнем Китае подобные деньги, как и вообще знаки ценовой стоимости, именовались термином «би». Использовались, в частности, литые деньги в виде щита, с отливкой на внутренней стороне рукояти щита, размером 4,5  2,5 см; деньги, представлявшие собой миниатюрное подобие ножей для бритья размером 130–180 мм; деньги в виде терок; деньги, напоминавшие лопаты размером 14  6,5 см с полой рукоятью2. Последняя из названных модификаций – миниатюрная бронзовая лопатка с втулкой и черенком – является фактически древнейшей китайской монетой. Китайский термин «цянь» – деньги – буквально означает слово «лопата».

В связи с вышесказанным представляется справедливым определение, предложенное К. Марксом: «Форма денег срастается или с наиболее важным из предметов, которые получаются путем обмена извне и действительно представляют собой естественно выросшую форму, проявление ценовой стоимости местных продуктов, – или же с предметом потребления, который составляет главный элемент местного отчуждаемого имущества…»3. На локальных рынках роль денег выполняли различные товары, причем либо один вид денег полностью вытеснил все другие, либо несколько видов денег функционировали одновременно, соотносясь друг к другу в соответствии с установленными обменным курсом.

На определенном этапе развития рынка в пределах конкретных географических границ и в конкретный период времени различные виды денег были вытеснены золотом и серебром, то есть эти металлы монополизировали роль всеобщего эквивалента. Подобная монополизация не была каким-то одномоментным актом – в разных странах это произошло в разное время, но сам по себе процесс имел общие сущностные характеристики, обусловленные объективными причинами. Важную роль при этом сыграли материальные физические свойства так называемых благородных металлов:

Золото и серебро, первоначально в самородном виде, а затем в виде стандартных слитков превратились в деньги, то есть товар, который монопольно выполнял функцию всеобщего эквивалента. Как готовый металл слитки могли быть в любой момент использованы для изготовления каких-либо предметов. Известны слитки VIII в. до н. э., на которых имели место отличительные знаки, нанесенные в процессе литья, знаки эти представляли собой определенную гарантию веса и состава слитков. В XIV веке в Северной Германии в качестве платежного средства применялись так называемые гускениги – слитки благородных металлов, остававшиеся в плавильном тигле и принявшие его форму. Каждый гускениг снабжался в качестве гарантии надчеканкой монетного двора, его изготавливавшего.

Монеты как форма металлических денег, предположительно, появились впервые в Китае в XII в. до н.э., причем для их изготовления использовался метод литья1. Вполне независимо от китайских монет в VII в. до н.э. чеканные монеты появились в Лидийском царстве, на полуострове Малая Азия и в греческом полисе на острове Эгина.

Монета представляет собой фрагмент металла определенной формы, веса и достоинства, который является узаконенным средством денежного обращения. Монета как форма металлических денег обладает несколькими существенными свойствами:

  1. это гарантированная законом, установленным государственной властью, способность функционировать в качестве средства обращения;

  2. предусмотренное законом соблюдение стандартного состава материалов, величины, общего веса металла и пробы, то есть количества драгоценного металла в сплаве, из которого изготовлена монета;

  3. соблюдение установленного стандарта в графическом рисунке основных частей поверхности монеты;

  4. монета, как правило, обладает удобной для употребления формой и устойчивостью против механических нагрузок в процессе обращения.

Металлическая монета обладала многими преимуществами по сравнению с другими видами денег, в частности, слитками: при осуществлении сделок взвешивание слитков было заменено подсчетом монет; отпала необходимость в механическом разделении слитков, что означало сбережение металла. Металлическая монета предполагает наличие нормированной пробы, проба гарантируется государством. Государство устанавливало монетную систему – то есть определяло типы монет, выпущенных для обращения, их номиналы, фракции и кратные номиналы, монетную стопу, то есть вес и количество драгоценного металла монеты1.

Как наиболее удобная, практичная форма в процессе эволюции монетного дела повсеместно утвердилась круглая монета с двусторонней чеканкой. Чеканка монет с VII в. до Рождества Христова была в Европе самой распространенной техникой, а во времена Римской империи чеканка стала единственным способом изготовления металлической монеты в европейских странах.

Единая сущность денег заключается, как уже было сказано, в том, что они представляют собой всеобщий эквивалент.

В качестве меры стоимости деньги представляют собой эквивалент, который позволяет измерять стоимость всех товаров. Необходимым условием для того, чтобы подобная конструкция функционировала, является наличие у денег собственной стоимости. Проще говоря, для того чтобы быть деньгами, товар, кроме всего прочего, должен обладать собственной стоимостью. Цена товаров при этом представляет собой их стоимость, выраженную в деньгах. Очевидно при этом, что цена товаров прямо пропорциональна стоимости самих товаров и обратно пропорциональна стоимости денег. В качестве примера обратной зависимости цен товаров от стоимости денег Брегель упоминал революцию цен в Западной Европе в 30–40-х годах XVI века. Причиной роста цен на товары был ввоз драгоценных металлов из испанских колоний в Центральной и Южной Америке. Стоимость денег, то есть золотых и серебряных монет, ввиду изобилия металла и отсутствия ограничительных мер в отношении объема эмиссии денег существенно снизилась. Цены на товары первой необходимости стремительно выросли: так, в Англии цены на хлеб за вторую половину XVI в. поднялись на 150%, во Франции – на 200%, в Саксонии – на 300%. Существенно поднялись цены на все прочие виды продовольствия и на сырье1. Можно утверждать, что это была первая в истории общеевропейская инфляция – то есть общее обесценивание денег2.

Таким образом, очевидно, что само по себе использование монет из драгоценных металлов не являлось гарантией стабильности денежного обращения. Стоимость золота и серебра так же относительна, как и стоимость других товаров. Достоверно известны ситуации, когда стоимость золота или других драгоценных металлов в силу объективных обстоятельств обмена оказывалась весьма незначительной по отношению к стоимости других товаров. В частности, например, в уже упоминавшуюся эпоху Великих географических открытий конца XV – начала XVI вв. европейские мореплаватели обменивали у аборигенов вновь открытых территорий, естественно, не имевших представления о стоимости драгоценных металлов в Европе, самородное золото и изделия из этого металла на ничего не стоившие побрякушки или весьма недорогие изделия. Так, во время плавания Фернандо Магеллана в 1521 г. на острове Себу в Индийском океане туземцы при меновой торговле давали 15 фунтов золота за 14 фунтов железа, причем матросы стремились обменять на золото буквально все, что было на корабле, и адмиралу стоило большого труда препятствовать этому1. При этом следует отметить, что до тех пор, пока количество драгоценных металлов было ограничено и стабильно, а следовательно, и возможности эмиссии монет были ограничены и стабильны, денежное обращение не претерпевало серьезных потрясений. Такая ситуация имела место до начала колонизации Америки, в средневековой Европе стабильные цены на товары сохранялись без существенных изменений в течение жизни нескольких поколений.

Достижение стабильности денежного обращения методами правового регулирования возможно как в условиях монометаллизма, то есть использования одного драгоценного металла для изготовления монет, так и в условиях биметаллизма, то есть использования двух драгоценных металлов для изготовления монет, находящихся в обращении. Такая возможность была реальна только при наличии конкретно выраженной в нормативных актах воли государства, ограничивающей объем эмиссии денег в соответствии с прогнозом экономического развития.

Условия для этого окончательно сложились в Европе только в XIX веке, когда основу денежного обращения составил золотой стандарт, то есть система, при которой центральные банки государств были обязаны покупать и продавать золото по твердой цене1. Находящиеся в обращении банковские билеты – банкноты – при этом разменивались на золотые монеты без ограничения. Для сравнения цен различных товаров необходимо было выражать цены товаров в одинаковых единицах, то есть свести их к одному масштабу. При этом масштабом цен являлось весовое количество металла, принятое в данной стране за денежную единицу и служащее для измерения цен всех товаров2.

В Великобритании золотой стандарт был введен в 1816 г., причем основной монетной единицей являлся соверен, содержавший 7,3224 г золота при общем весе монеты 7,9881 г. В Германской империи золотой стандарт был введен реформой 1873 г., причем золотое содержание 1 рейхсмарки было установлено в размере 1/2790 кг золота, то есть 0,358 г золота. В Российской империи после денежной реформы, осуществленной в 1897 г. усилиями министра финансов С.Ю. Витте, была введена золотая валюта, причем золотое содержание 1 рубля было установлено в размере 17,242 денег чистого золота1. В США золотой стандарт был введен законом 1900 г., с 1935 г. золотое содержание 1 доллара было установлено в размере около 0,89 г золота.

В реальности масштаб цен не всегда совпадал с весовым масштабом, и утверждение Брегеля о том, что первоначально совпадение все же было, представляется спорным. Это скорее теоретическая конструкция, не применимая ни к античности, ни к средневековой Европе. Данный тезис приемлем только для высокоорганизованных денежных систем XIX века, о чем свидетельствуют вышеприведенные сведения о введении золотого стандарта в европейских странах. Термин «первоначально» в этом контексте явно неприменим, так как история денежного обращения на основе функционирования монет, изготовленных из драгоценных металлов, в XIX веке подходила к концу – золотой стандарт фактически был ограничен, а затем и вовсе перестал применяться в Европе в ходе и после Первой мировой войны.

Несовпадение масштаба цен и весового масштаба связано с таким понятием, как порча монеты. Порча монеты представляет собой вполне закономерный в условиях монетно-денежного хозяйства процесс непрерывного понижения монетной стопы. Он имел место в античную эпоху и во времена Средневековья, а прекратился в условиях эффективного правового регулирования и реализации принципов правового государства в ходе экономической и политической эволюции, прежде всего в западных странах в XIX веке.

Порча монет связана, во-первых, с их естественным износом в процессе обращения. Второй фактор – разница между меновой стоимостью, то есть стоимостью металла монеты, и ее номинальной стоимостью: меновая стоимость фрагмента драгоценного металла не возрастает после его превращения в монету. При этом связанные с чеканкой расходы перекладывались обладателями монетной регалии, то есть лицами, обладавшими правом чеканить монету и извлекать из этого выгоду, на население, применявшее данные монеты в обращении. Таким образом, номинальная стоимость монеты в обращении оказывалась больше, чем стоимость металла монеты.

В монетном деле в Западной Европе применялось также зейгерование монет (от нем. seidern – отделение) – термин этот означает отделение и переплавку монет, вес которых больше веса большинства монет данной чеканки. Иногда имела место существенная разница между весом отдельных монет одной чеканки. Связано это было с технологией изготовления монет из драгоценных металлов, при которой вес всей массы монетных заготовок подвергался сокращению (юстировке (от нем. justieren – точно выверять, подгонять под установленный параметр)) до необходимого, предусмотренного законодательством параметра. Такая юстировка именовалась «al marco», причем вес всей массы монетной заготовки должен был быть равен 1 весовой единице, например 1 весовой марке. При изготовлении отдельных монет точно соблюсти абсолютно равные размеры веса всех было сложно – некоторые монеты получались легче, некоторые тяжелее. Более тяжелые монеты переплавлялись, в обращении оставлялись монеты меньшего веса, то есть монетная стопа точно не соблюдалась.

Помимо вышеназванных обстоятельств весьма часто имело место сознательное сокращение монетной стопы обладателями монетной регалии из корыстных побуждений. Сознательное ухудшение монетной стопы конкретными монетными сеньорами вынуждало всех прочих, даже и тех, кто был против порчи монет, снижать узаконенную монетную стопу до уровня реально существующей, для того чтобы предотвратить отток полноценных монет за пределы страны или даже тезаврацию (от греч. thesaurоs – запас сокровище), то есть обращение в сокровище. Так, например, серебряный германский талер, чеканившийся с XV века и с начала XVI в., ставший важнейшей полноценной ходячей монетой в государствах и землях Священной Римской Империи германской нации и других странах Западной Европы, к 1838 году уменьшил свой чистый вес до 3/5 первоначального.

Результат порчи монеты всегда соответствовал положению закона Коперника – Грешема1, сформулированного в XVI веке. Смысл данного закона может быть выражен формулой: «плохие деньги вытесняют хорошие деньги» или «плохая монета вытесняет в денежном обращении лучшую». Если в условиях монетно-денежного обращения появлялись монеты ухудшенной пробы или ухудшенной монетной стопы, то первоначально они могли какой-то короткий срок находиться в обращении наравне с полноценными монетами. Когда разница их стоимости становилась общеизвестной, то более качественные монеты фактически изымались из обращения – осуществлялась либо их тезаврация, либо переплавка с целью продажи металла монетным дворам, изготавливавшим «плохие деньги», то есть неполновесные монеты заниженной пробы. В обращении, таким образом, оставались именно такие монеты, сохранявшие, впрочем, прежние номиналы и названия. Очевидно, что в описанной ситуации не могло быть речи о соответствии масштаба цен с весовым масштабом. Неполноценные деньги, то есть неполновесные монеты, как истершиеся, так и подвергшиеся порче, представляли собой, таким образом, фактически отчасти знаки стоимости.

Замена полноценных денег в качестве средства обращения знаками стоимости по существу представляет собой аналогию введения неразменных бумажных денег. Сущностные характеристики бумажных денег были, в частности, представлены и проанализированы В.А. Лебедевым в небольшой по объему, но весьма содержательной работе «Бумажные деньги». Исследование это было представлено автором в речи, читанной им на Акте (заседании) Императорского Санкт-Петербургского университета 8 февраля 1889 г.1Определяя природу бумажных денег, Лебедев писал: «…закон может любому предмету присвоить значение обязательного платежного средства. Это и будут бумажные деньги, так как бумага – самый удобный материал для этой цели. Очевидно, что экономической платежной способности бумажные деньги не имеют: они сами по себе ничего не стоят, но способны быть представителем ценности»1.

Принципиальным является отличие неразменных (на какой-либо эквивалент в драгоценном металле, монету, например) бумажных денег от бумажных денежных знаков стоимости, подлежащих обмену на драгоценные металлы в соотношении, установленными государственной властью.

Бумажные деньги, которые являются представителями драгоценного металла, не имеют качества самостоятельных денег, они, заменяя металл для удобства обслуживания сделок, перемещения в пространстве и хранения, представляют собой как бы удостоверения, своеобразные квитанции, необходимые для получения определенного объема драгоценного металла.

Так, например, в условиях действия золотого стандарта в Российской империи, после реформы 1897 года, в обращении находились государственные кредитные билеты разного достоинства, причем на купюрах было указано: «1. Размен государственных кредитных билетов на золотую монету обеспечивается всем достоянием государства. 2. Государственные кредитные билеты имеют хождение во всей Империи наравне с золотою монетою…». На купюрах было указано золотое содержание одного рубля. Подобные юридические характеристики купюр вполне определенно подтверждают обеспечение так называемой звонкой монетой, то есть определенным количеством драгоценного металла в монете. Для Российской империи это была монета достоинством в 15 рублей, именовавшаяся империалом.

В связи с этим представляется вполне верным тезис В.А. Лебедева о том, что «название «бумажные деньги» правильнее присваивать исключительно неразменным бумажкам. Они обладают правами металлических денег, не имея их существа. Это – деньги и не деньги в то же время». Образное описание существа бумажных денег Лебедев сопровождает остроумной, по его словам, характеристикой, данной видным немецким ученым второй половины XIX века, автором множества работ по финансовому праву Лоренцом Штейном, который писал, что бумажные деньги «представляют собой призрак денег».

Установление государственной властью бумажных денег, не подлежащих размену на драгоценные металлы, в качестве законного платежного средства представляет собой вполне определенное выражение публично-правовой природы финансового права. Исключительные права публичной власти, ее прерогативы при этом реализуются со всей очевидностью.

В связи с вышесказанным представляется не имеющим смысла тезис К. Маркса о том, что: «Знак стоимости непосредственно есть только знак цены, следовательно, знак золота, и лишь окольным путем знак стоимости товара»1. Знак стоимости, произвольно установленный государством и являющийся законным платежным средством в соответствии с волей государства, выраженной в законе, в реальности знаком золота вовсе не является.

Тем более безосновательно утверждение, связанное с вышеприведенным тезисом Маркса, о том, что «неразменные деньги остаются знаком золота (или серебра), но не такого количества золота, которое на них обозначено, а того, которое они фактически замещают в обращении»1. Очевидно, что природа бумажных неразменных денег была вполне исследована и адекватно определена в работах юристов и экономистов XIX века, причем их выводы получили полное подтверждение в реальной практике экономики, денежной политики и финансового правового регулирования в XX в. После окончательного отказа от золотого стандарта, в результате экономического кризиса 1929–1933 гг., европейские страны перешли к бумажно-денежной системе, при которой золотое содержание их валют вовсе не устанавливалось.

Отказ от золотого стандарта в форме золотодевизного стандарта фактически был завершен в 1968 г., когда было отменено 25%-е золотое обеспечение доллара США. В 1971 г. отменены обязательства США по неограниченному обмену доллара на золото.

Таким образом, произошло упразднение всеобщей обращаемости денежных знаков в золото. Обратимость валют в современных условиях означает возможность разрешенного законом свободного обмена одной валюты на другую – например, английских фунтов на евро или евро на доллары. Собственно на купюрах бумажных денег отсутствует указание на возможность их обмена на золото или иные драгоценные металлы, указание на золотое содержание. Это, по существу, и означает, что данные купюры представляют собой знаки стоимости, установленные государством, то есть неразменные бумажные деньги. Обязательность приема таких денег в качестве средства платежа определяется в соответствующем законодательном акте – например, в России это статья 140 Гражданского кодекса.

Вероятно, точка зрения В.А. Лебедева, отразившая предоставления о бумажных деньгах, сложившиеся в западной науке конца XIX века, предпочтительнее представлений К. Маркса и тех исследователей, которые, видимо, иногда и вынужденно, как это было при советском политическом режиме, установившем непререкаемый авторитет марксизма, следовали текстам марксовых сочинений. Во всяком случае, очевидно, что Лебедев был значительно ближе к истине, называя реально функционирующие неразменные бумажные деньги «условными деньгами», чем Брегель, именовавший их вопреки логике «знаками золота».

Гениальный Гете в «Фаусте» описал ситуацию, когда Мефистофель вводит в империи бумажные деньги, обеспечением которых являются клады, находящиеся в недрах имперских земель. Конструкция, конечно, фантастическая, ведь речь идет о художественном произведении, но существо проблемы бумажных денег поэт отразил абсолютно адекватно1. Такое обеспечение банкнот золотом кладов абсолютно символическое, не реальное. Это как бы удачный трюк дьявола, трюк, который устраивает и императора, чьим именем осуществляется эмиссия банкнот, покрывающая дефицит бюджета и его подданных, приобретающих знаки стоимости, в обмен на которые могут получать все земные блага. Конструкция эта успешно действует в современном мире и, вероятно, ей нет альтернативы. Условные бумажные деньги – один из важнейших элементов современной экономический системы. При этом неразменные бумажные деньги могут эффективно выполнять свои функции только в условиях более или менее стабильного рынка.

Впрочем, собственно предназначение денег и их роль в жизни общества всегда одна и та же. В связи с этим верна формула Воланда, олицетворяющего дьявола «Человечество любит деньги из чего бы те ни были сделаны, из кожи ли, бумаги ли, из бронзы или золота».

Знаки стоимости, обладавшие всеми присущими бумажным деньгам экономическими и юридическими характеристиками, использовались в глубокой древности. Не что иное, как знаки стоимости, принудительно установленные государством и неразменные на драгоценные металлы, представляли собой железные монеты, введение которых в античной Спарте историческая традиция приписывает легендарному законодателю Ликургу. Хотя биография этого государственного деятеля в значительной степени мифологизирована, а время жизни достоверно не установлено, однако, несомненно, что денежная система, установленная в результате проведенной им реформы, действительно, долгое время функционировала.

Плутарх описал ее следующим образом: «…он изъял из обращения всю золотую и серебряную монету, приказав употреблять одну железную, но и она была так тяжела, так массивна при малой своей стоимости, что для сбережения дома десяти мин1нужно было строить большую кладовую и перевозить их на телеге… Ликург велел опускать раскаленное железо в уксус. Этим он лишал его твердости, делал ни на что негодным, бесполезным по своей хрупкости для выделки из него каких-либо вещей… Ликург изгнал из Спарты все бесполезные, лишние ремесла. Впрочем… большая часть из них все равно исчезла бы сама собою вместе с введением новой монеты, так как их вещи не нашли бы себе сбыта – железные деньги не ходили в других греческих государствах; за них ничего не давали и смеялись над ними, вследствие чего на них нельзя было купить себе ни заграничных товаров, ни предметов роскоши»1. Таким образом, спартанские деньги не имели потребительной стоимости – их металл нельзя было ни на что использовать. Это предполагало невозможность использования монет за пределами страны. В самой Спарте рыночные отношения были сознательно сведены к минимуму. Навязанные населению знаки стоимости – железные монеты – служили средством платежа исключительно в силу того, что государство принуждало использовать только их в качестве денег.

Подобные знаки стоимости действовали в древнем Карфагене во III–II вв. до н.э. Они представляли собой кожаные свертки, наглухо завернутые и запечатанные, причем их содержимое было известно, вероятно, только изготовителю свертков. Эти деньги имели хождение исключительно внутри государства и таким образом представляли собой аналог неразменных бумажных денег1.

В Китае во II веке до н.э. знаки стоимости, установленные государством, изготавливались из кожи белых оленей, обитавших в парке Императорского дворца. Собственно бумажные деньги стали применятся во II веке до н.э. В IX в. была предпринята своеобразная депозитная операция: государственная власть определила обязанность подданных сдавать металлические деньги в обмен на специальные бумажные деньги-квитанции, признанные государством в качестве законного платежного средства и имевшие хождение на территории страны. В XIII веке Марко Поло столкнулся в империи Чингизидов в Китае с бумажными деньгами, которые вызвали у него некоторое удивление. Впрочем, он вполне понял систему бумажного денежного обращения и подробно ее описал. «В Канбалу (Ханбалык), – поведал М. Поло, – монетный двор великого Хана, да такой, что про великого Хана сказать можно – алхимию он знает вполне, и вот почему2. Приказывает он изготовлять вот такие деньги: заставит он набрать коры от тутовых деревьев, листья которых едят шелковичные черви, да нежное дерево, что между корой и сердцевиной, и из этого нежного дерева приказывает изготовить папку, словно как бумагу; а когда папка готова, приказывает он из нее нарезать вот как: сначала маленькие [кусочки], стоящие половину малого ливра или малый ливр, иные ценой в полсеребряного гроша, а другие в серебряный грош; есть и в два гроша, и в пять, и в десять, и в безант, и в три, и так далее до десяти безантов; и ко всем папкам приложена печать великого Хана. Изготовляется по его приказу такое множество этих денег, что все богатство в свете можно ими купить. Приготовят бумажки так, как я вам описал, и по приказу Великого хана распространяют их по всем областям, царствам, землям, всюду, где он властвует, и никто не смеет, под страхом смерти, их не принимать. Все его подданные повсюду, скажу вам, охотно берут в уплату эти бумажки, потому что, куда они ни пойдут, за все они платят бумажками, за товары, за жемчуг, за драгоценные камни, за золото, и за серебро: на бумажки все могут купить и за все ими уплачивать; бумажка стоит десять безантов, а не весит ни одного.

Приходят много раз в году купцы с жемчугом, с драгоценными камнями, с золотом, с серебром и с другими вещами, с золотыми и шелковыми тканями; и все это купцы приносят в дар Великому хану. Сзывает Великий хан двадцать мудрых, для того дела выбранных и сведущих, и приказывает им досмотреть приносы купцов и заплатить за них, что они стоят. Досмотрят мудрецы все вещи и уплачивают за них бумажками, а купцы берут бумажки охотно и ими же потом расплачиваются за все покупки в землях Великого хана. Много раз в году, сказать по правде, приносят купцы вещей тысяч на четыреста безантов, и Великий хан за все расплачивается бумажками.

Скажу вам еще, много раз в году отдается приказ по городу, чтобы все, у кого есть драгоценные камни, жемчуг, золото, серебро, сносили все это на монетный двор Великого хана; так и делают, сносят многие множества всего этого; и уплачивается всем бумажками. Так-то Великий хан владеет всем золотом, серебром, жемчугом и драгоценными камнями всех своих земель.

…Когда бумажка от употребления изорвется или попортится, несут ее на монетный двор и обменивают, правда, с потерей трех на сто, на новую и свежую. …Если кто пожелает купить золота или серебра для поделки какой-нибудь посудины, или пояса, или чего другого, то идет на монетный двор Великого хана, несет с собой бумажки и ими уплачивает за золото и серебро, что покупает от управляющего двором»1.

Предложенная читателю пространная цитата, на наш взгляд, необходима, так как раскрывает все сущностные характеристики эффективно действовавшей бумажноденежной системы. Впоследствии в Империи Чингизидов с ослаблением центральной власти и ростом государственных расходов государственные гарантии бумажных денег постепенно утрачивали свое значение, что определило падение курса бумажных денег; так, в середине XIV века ассигнация номиналом в тысячу медных монет реально соответствовала всего трем таким монетам. Во второй половине XV в. бумажноденежное обращение прекратило функционировать.

Аналогом бумажных денег можно считать кожаные деньги, которые в 1241 году ввел в Италии император Фридрих II Гогенштауфен. Они представляли собой кожаные лоскуты с изображением монарха с небольшим серебряным гвоздиком в углу. Подобные деньги, по свидетельству путешественника XIII столетия французского монаха Вильгельма Рубруквиса, использовались и на территории русских княжеств1.

Эмиссия бумажных денег впервые в Западной Европе была широко применена во Франции в царствование Людовика XIV, когда осуществлялась перечеканка монет. Были выпущены временные монетные билеты (billits de monnaies), которые первоначально представляли собой квитанции на получение полноценных монет после перечеканки. Однако они в принудительном порядке были обращены в документы долгосрочного государственного займа, то есть консолидированы2.

Следующая масштабная эмиссия фактических бумажных денег во Франции была связана с именем выдающегося финансиста, авантюриста, игрока и спекулянта, шотландца по происхождению Джона Ло. Он появился в Париже в 1716 году и сумел убедить регента Франции герцога Филиппа Орлеанского в возможности решить финансовые проблемы казны, обремененной огромными долгами, посредством реализации весьма остроумного плана, в основе которого лежала идея о том, что стоимость банковских обязательств вполне может в десять раз превышать наличные ресурсы банка в звонкой монете, а стоимость акций торгового товарищества вчетверо превышать стоимость всего его имущества1. Ло получил разрешение от правительства, на основании которого был учрежден акционерный банк с правом эмиссии банковских билетов и создана акционерная торговая компания, именовавшаяся «Компания Миссисипи». Целью деятельности последней была объявлена интенсивная эксплуатация колониальных владений, в первую очередь Луизианы.

В 1718 г. акционерный банк был фактически преобразован в государственный, а в результате слияния трех акционерных компаний вест-индской торговли создана объединенная акционерная компания, претенциозно названная «Компания Всех Индий». Это единое предприятие получило монопольные права на торговлю табаком, право чеканки монеты – ливра индийской компании, предназначенного для обеспечения торговых операций в колониях, право сбора некоторых податей и право осуществлять операции государственного казначейства.

Акции компании пользовались невероятной популярностью, цена одной акции поднялась с 500 ливров до 18–20 тысяч ливров; в 1719 г. Ло стал членом Академии наук и получил звание Генерал-контролера финансов, то есть стал министром финансов Франции2. «Компания Всех Индий», аккумулировав огромные средства в результате размещения акций, смогла ссудить государству 1200 миллионов ливров под умеренный процент. С помощью данной ссуды правительство Филиппа Орлеанского смогло выплатить некоторые долги короны. При этом кредиторы государства, получив причитавшиеся долги, как правило, обращали эти средства на покупку акций Компании, так называемых «миссисипских акций», именовавшихся по заокеанским территориям по течению реки Миссисипи в Северной Америке, которые, как предполагалось, должны были принести ни с чем не сравнимые доходы. Ажиотаж вокруг акций был невероятным. Эти ценные бумаги интенсивно обращались на рынке, принимались в качестве залога, в результате их перепродажи наживались целые состояния. В то же время банк, созданный Ло, осуществил огромную эмиссию банковских билетов, количество фактически ничем не обеспеченных бумажных денег, таким образом, было несоизмеримо не только с возможностями банка, но и с возможностями королевства. Билеты учетного банка Д. Ло представляли собой по существу бумажные деньги, тем более, что правительство принимало их в уплату налогов, то есть им было дано податное обеспечение.

В описанной ситуации последовало буквально роковое распоряжение правительства, согласно которому был объявлен запрет кому бы то ни было держать дома наличными деньгами сумму, превышающую 500 ливров. Целью этого акта государства было, очевидно, поддержание курса бумажных денег. Результат оказался прямо противоположным – ресурс доверия к банковским билетам был подорван. Кроме того, торговые операции «Компании Всех Индий» не приносили ожидаемых прибылей. Окончательный крах всего предприятия, то есть всей программы преобразования финансовой системы, последовал, когда по распоряжению государства ценность банковских билетов, то есть фактически их номинал, была понижена наполовину. Ло объявил себя банкротом и незамедлительно бежал за границу, а из заявленных держателями обязательств в результате не было оплачено билетов на сумму более чем в 2 миллиарда. После банкротства было установлено, что билетов выпущено на 3 миллиарда, а в активе банка находилось на 21 миллион ливров звонкой монеты, на 28 миллионов слитков драгоценных металлов и на 289 миллионов векселей, большинство из которых были безнадежны1.

Определяющую роль в истории с билетами банка Д. Ло, выполнявшими функции бумажных денег, сыграло то обстоятельство, что первоначально держатели этих билетов безоговорочно доверились их эмитенту, фактически выступавшему от имени государства, а затем резко изменили свою позицию.

Во времена Французской революции была осуществлена эмиссия бумажных денег в виде ассигнатов (assignats; от лат. assignare – назначать). Первоначально в 1789 г. они были выпущены для удовлетворения кредиторов государства. Гарантией ассигнатов являлась продажа государственных имуществ, прежде всего государственных земель, причем после возвращения ассигнатов в казну удовлетворенными кредиторами предполагалось эти ассигнаты, как своеобразные удостоверения прав, уничтожать, подобно простым долговым распискам. Хотя в период с 1790 по 1800 гг. было продано государственных имуществ на сумму 4600 миллионов франков, процесс этот оказался не столь быстрым, как требовалось для обеспечения выпуска ассигнатов. Эмиссия их значительно превысила вырученные суммы, связь ассигнатов с реализацией государственных земель была прекращена, погашение ассигнатов оказалось неосуществимым.

Кризис государственных финансов был непосредственно связан в первую очередь с налогообложением. Новая система государственной власти предполагала, говоря современным языком, самую широкую демократизацию в налоговой сфере. В этой связи Е.В. Тарле писал: «Дело взимания податей и налогов находилось в руках муниципалитетов и местных выборных учреждений, которые, не желая ссориться с населением, фактически ничего ни с кого не взыскивали, да и не могли взыскать, не имея сколько-нибудь организованной полицейской силы.»1Потребности бюджета постоянно росли, а казна была пустой, в этих условиях выпуск бумажных денег был необходим. Эмиссия их связана с именем якобинца Жозефа Камбона, руководившего в это время французскими финансами.

Ассигнаты окончательно превратились в бумажные деньги в 1791 году, когда была отменена оплата процентов по ним (сумма платежей составляла первоначально 5%, позднее 3%). Весной 1792 г. в обращении было ассигнаций на 1 ½ млрд. франков. В октябре было выпущено ассигнаций на 400 млн., в ноябре – на 600 млн., в декабре – на 300 млн., в январе 1793 г. – на 800 млн. Дальнейшая эмиссия была фактически непрерывной и неограниченной. Совершенно полное обесценивание ассигнаций было неизбежным.

С сентября 1793 г. председатель комитета финансов Ж.Камбон прибегнул к принудительному займу на жесточайших условиях: при 3000 франков годового дохода следовало отдавать 600 франков, при 9000 – ровно половину, 4500, а весь доход свыше 9000 франков должен был всецело идти на этот займ. 2Никаких кардинальных результатов эта мера не давала.

Стоимость ассигнатов постоянно понижалась, и в 1794 г. составила 1/5 их нарицательной стоимости. В этом же году была осуществлена дополнительная эмиссия и золото окончательно исчезло из обращения в результате тезаврации. Ассигнаты оказались единственным законным платежным средством. Государство применяло все возможные принудительные меры, чтобы стабилизировать их как основной элемент денежного обращения. Так, за отказ принимать ассигнаты в качестве платежного средства или использование их в этом качестве по цене ниже установленной государством налагался штраф в 3000 ливров, а при повторном подобном нарушении виновный подлежал двойному штрафу и 20 годам заключения в оковах. Впрочем, меры эти были вполне безуспешны. В 1796 г. в обращении было ассигнатов на 20 миллиардов, а к моменту их отмены – на 30 миллиардов.

Стоимость ассигнатов быстро и перманентно падала: так, один золотой луидор в ноябре 1795 г. стоил 2500 франков в ассигнатах, а в декабре – 6500 франков. Их стоимость снизилась до 1/300 номинала. Количество ассигнатов при этом, естественно, стремительно росло.

Немаловажную роль в данной ситуации сыграл ввоз в страну в массовом масштабе поддельных ассигнатов, изготовленных в Великобритании, находившейся в состоянии войны с Французской республикой. Идея изготовления и распространения фальшивых ассигнатов принадлежала английскому премьер-министру Ульяму Питту. Поддельные деньги, оказавшись в обращении, существенно способствовали обесцениванию французских бумажных денег и, в конечном итоге, привели к финансовому кризису, так как ассигнаты утратили, по существу, всякий смысл.

Изготовление и реализация поддельных бумажных денежных знаков впоследствии нередко использовалась различными режимами в качестве своеобразного оружия в политической борьбе – его применил Наполеон I во время Русской кампании 1812 г., использовал А. Гитлер во время Второй мировой войны: специальные службы нацистской Германии организовали массовое производство английских фунтов в концентрационном лагере Заксенхаузен при участии заключенных – профессиональных фальшивомонетчиков1. Применялись поддельные бумажные деньги и советским режимом, в частности, специалист по секретным операциям О. Скорцени в своих мемуарах в этой связи утверждал: «В 1927–1932 гг. Сталин приказал начать производство десятков миллионов фальшивых долларовых банкнот Федерального Резервного Банка США. Их реализовывали в Китае, Гаване, Монреале, Сан-Франциско, Белграде и даже в Берлине. Там в первый раз было установлено, что многочисленные 100-долларовые банкноты являются фальшивыми и произведены в СССР. «Берлинер Тагеблатт» от 23 января 1930 года, а затем «Нью-Йорк Таймс» от 24 февраля 1933 года пришли к одному и тому же выводу: фальшивые доллары происходили из России и ввели их в обращение известные советские агенты…»2.

Во Франции 1796 г. окончательно обесценившиеся ассигнаты были заменены территориальными мандатами по курсу 1 к 30 к номинальной стоимости ассигнаций. Территориальные мандаты представляли собой бумаги, устанавливавшие право держателей приобретать без торгов государственные земли, и в то же время являлись бумажными деньгами. Эмиссия их осуществлялась без ограничения, им было присвоено принудительное обращение и вследствие этого они, как и ассигнаты, упали в цене.

Только правительство Наполеона сумело стабилизировать денежное обращение. Был учрежден Французский банк (Banque de France), который осуществлял эмиссию банковских билетов, ставших основой денежного обращения. Ни правительство, ни какой-либо другой государственный институт при этом не выпускали бумажных денег в виде банковских билетов от своего имени, то есть государство заимствовало билеты Французского банка, представляло банку средства для обмена бумажных денег.

В соответствии с законом 1803 г., золото и серебро подлежали свободной чеканке и монеты из обоих металлов признавались законным платежным средством без каких-либо ограничений1. Таким образом, опыт организации денежного обращения на основе неразменных бумажных денег в эпоху Французской революции оказался неудачным. Очевидно, что причиной этого была общая политическая нестабильность, тяжелое положение экономики и экстремальное напряжение всех материальных ресурсов страны, находившейся в состоянии войны с европейской коалицией. В этих условиях реальный авторитет власти как гаранта стабильного обращения неразменных бумажных денег был минимальным, фактически ничтожным.

В Великобритании введение неразменных бумажных денег впервые было предпринято во время наполеоновских войн и также связано с необходимостью покрытия бюджетного дефицита, вызванного военными расходами. В 1797 г. осуществлялась интенсивная эмиссия банковских билетов, что повлекло за собой повышение рыночной цены золота, выраженной в бумажных деньгах, – лаж размером до 25%. В 1798 г. был издан закон, запрещавший чеканку серебряной монеты и ограничивший параметры платежей серебряной монетой 25 фунтами в один платеж. Обмен банкнот на золото был прекращен и не осуществлялся в течение более чем двадцати лет. Денежное обращение Великобритании в тот период было основано на неразменных бумажных деньгах.

Вскоре после победы над Наполеоном, в 1816 г., был издан закон, которым было установлено, что золото, золотая монета соверен является основой денежной системы королевства. Эта мера способствовала подъему курса билетов Английского банка, в результате чего размен банкнот на золото был в 1821 г. восстановлен.

Бумажно-денежная система в экстремальных обстоятельствах войны была эффективно использована, ее применение позволило Великобритании успешно преодолеть финансовые затруднения, связанные с военными действиями на континенте, а после ее завершения, денежное обращение, испорченное, по выражению В.А. Лебедева, неумеренными выпусками неразменных бумажных денег, было «исправлено без помощи искусственных мер»1.

В России попытка введения знаков стоимости, являющихся законным платежным средством исключительно в связи с волей государственной власти, впервые была предпринята в царствование Алексея Михайловича в 1656 г. Государственные финансы в связи со второй Польской войной, начатой в 1654 г., пришли в упадок, и войскам нечем было платить жалованье. По совету окольничего Ф.И. Ртищева государь предпринял экстренные меры – была осуществлена эмиссия медных денег, которые имели нарицательную стоимость серебряных: серебряная копейка, с 1630 г. имевшая вес 0,48 г, должна была находиться в обращении наравне с медной монетой с принудительным курсом. В течение 1657–1658 гг. деньги эти действительно находились в обращении наравне с серебром. С сентября 1658 г. принудительный курс начал разрушаться: на один рубль серебром давали сначала один рубль шесть копеек, с марта 1659 г. – один рубль десять копеек, в 1660 году – два рубля, а в 1663 г. курс составлял уже 12–15 рублей медью за один рубль серебром2.

Буквально массовым явлением стало изготовление фальшивых (в соответствии с терминологией XVII века, «воровских») медных денег, которые наводнили денежное обращение. Применение жестоких уголовных репрессий к фальшивомонетчикам не давало результатов, так как в руки властей попадала в большинстве случаев мелкая сошка – мастера серебряных дел (ювелиры), изготовители металлической посуды и других металлоизделий, которые из подручных материалов чеканили поддельную монету. Их разыскивали, пытали и казнили, применяли меры устрашения – руки казненных прибивали на стенах денежных дворов. Более серьезную опасность представляли «денежные» мастера-профессионалы, наиболее удачливые из них умели откупаться от преследований власти, давая взятки чиновникам, причем сохранились свидетельства о коррупции среди ближайшего окружения царя (замешан был даже тесть государя – князь И.Д. Милославский).

Был налажен настоящий масштабный криминальный бизнес – медь в слитках закупалась в Швеции, доставлялась на царские монетные дворы вместе с царской медью и из всего этого металла изготовлялись медные деньги, причем организаторам преступной деятельности передавалась та часть монет, которая соответствовала по весу незаконно поставленной меди. Очевидно, что при такой технологии преступного бизнеса собственно поддельных денег как бы и не было: все монеты чеканились на государственных монетных дворах, а затем часть их переходила в руки криминальных структур. Таким образом, фактически монетная регалия была нарушена. Результатом было частичное изъятие из обращения серебряной монеты, обесценивание медных денег и подорожание товаров, которое вызывало массовое возмущение населения.

Весной 1662 г. в Москве произошел так называемый Медный бунт. Причиной этих волнений был катастрофический рост цен и разрушение денежного обращения, а поводом послужили распространявшиеся по Москве листы с обвинениями в коррупции государственных сановников – князей Милославских, Ртищева и других. Бунтовщики устроили беспорядки, требовали царя и получили от него личное обещание осуществить строжайший розыск и наказать виновных. Однако этим волнения не прекратились, власть была вынуждена применить силу: недалеко от загородной резиденции Алексея Михайловича, села Коломенского, многотысячная толпа направлявшаяся к дворцу с требованиями об упорядочивании денежного обращения и урегулировании цен на товары первой необходимости была разогнана стрельцами, причем несколько тысяч бунтовщиков было убито, множество арестовано и подвергнуто уголовным наказаниям. При этом собственно мятежников, «прямых воров», по терминологии того времени, было не более 200 человек, а толпа, участвовавшая в бунте, состояла из любопытных обывателей1.

Бунт был подавлен, но проблема денежного обращения не решена. Медные деньги, будучи обесценены, не могли выполнять функции средства платежа. Имели место случаи, когда должники передавали свои долги в медных деньгах в административные учреждения для передачи кредиторам, а те отказывались их принимать.

Весьма негативно сказалась на денежном обращении фискальная политика государства, согласно которой недоимки за годы, предшествовавшие эмиссии медных денег, должны были быть уплачиваемы старыми серебряными деньгами, таможенные пошлины взимались на 2/3 серебром и только на 1/3 медной монетой2.

Денежное обращение, основанное на медной монете, привело к кризису торговли и предпринимательской деятельности. До введения медных денег основой денежной системы Московского государства была иностранная серебряная монета, которая перечеканивалась правительством, собственного серебра тогда в России не добывали. Это серебро исчезло из реального денежного обращения и казна, чтобы восполнить запас импортного иностранного монетного серебра, в принудительном порядке скупала у купцов-предпринима­телей товары, предназначенные на экспорт (поташ, сало, мед и др.) на медные деньги, а затем перепродавало их за иоахимсталеры, т.е., говоря современным языком, за свободно конвертируемую валюту. Импортные товары покупать за медь было невозможно, медную монету иностранные купцы не принимали, а у отечественных предпринимателей не было серебра, оно концентрировалось в казне. Проще говоря, русский купец вынужденно продавал свои товары за медные деньги и не мог приобрести иностранный товар, т.е. оставался и без серебра и без товара.

Надо сказать, что промышленники и торговые гости сумели довести до сведения властей информацию о причинах и условиях данного кризиса.

В особенно тяжелом положении оказались войска, находившиеся в то же время в Украинских землях, – жалованье выплачивалось им медными деньгами, которые никто не принимал в качестве средства платежа. Описанная ситуация имела и некоторые внешнеполитические последствия. Та часть украинского казачества, которая противостояла польскому влиянию и поддерживала Москву, также получала денежные выплаты в медных деньгах, которые ничего не стоили. Это самым серьезным образом влияло на политические позиции казацких старшин пророссийской ориентации.

Известен конфликт, связанный с этими обстоятельствами, который произошел между креатурой (ставленником) польского короля, гетманом И.А. Выговским и полтавским полковником М. Пушкаренко в Корсуне в октябре 1657 г., когда очередной раз решался вопрос о гетманстве и о подчинении Украины либо Москве, либо Варшаве. Во время спора о выгодах присоединения к одному из этих государств Выговский вынул из кармана московские медные деньги, бросил на стол и сказал: «Хочет нам Царь московский давать жалованье медными деньгами; но что это за деньги, как их брать?» Пушкаренко отвечал: «Хотя бы Великий государь изволил нарезать бумажных денег и прислать, а в них будет Великого государя имя, то я рад его государево жалованье принимать»1.

Впрочем, для значительной части казачества аргументация Выговского была, видимо, убедительной, так как польская партия получила ее поддержку, а это, в свою очередь, привело, по существу, к гражданской войне на Украине.

Помимо чисто политической подоплеки этот диалог интересен тем, что своеобразно отражает представления участников о денежном обращении. Позиция Выговского вполне ясна: деньги, которые ничего сами по себе не стоят, – фикция. С другой стороны, и полтавский полковник предполагает, видимо, бумажные деньги как нечто невероятное, его предложение о бумажных деньгах – риторическая фигура, которая должна только подчеркнуть безусловный и непререкаемый авторитет московского государя. Но в то же время не имевший никакого представления о политической экономии и возможности бумажно-денежного обращения, полковник раскрыл важнейшую принципиальную особенность такого денежного обращения, основанного на волеизъявлении государственной власти, а именно: необходимость прочного доверия населения к подобным деньгам, то есть в конечном итоге к их эмитенту, то есть к государственной власти.

Обращение медных денег с принудительным курсом в Московском государстве оказалось неудачным предприятием, и власти должны были от него отказаться, денежная система была фактически разрушена, реальный курс серебряного рубля, т.е. счетной единицы, выраженной в серебряной монете, составлял в 1663 году 1 к 15 по отношению к рублю в медной монете1. Но главное – население отказывалось принимать медную монету в качестве средства платежа. В 1663 году был издан указ, согласно которому «денежные медного дела дворы» упразднялись, в Москве возобновлялся Монетный двор, чеканивший серебряные деньги. Выплаты жалованья служилым людям, согласно этому акту, должны были производиться серебром. Податное обеспечение медных денег было отменено: все налоговые платежи государству осуществлялись серебряной монетой. Указ категорически запрещал принимать медные деньги в качестве средства платежа в частноправовых сделках, более того, под страхом уголовного наказания частным лицам запрещалось вообще хранить и иметь медные монеты, их подлежало переплавлять в изделия. Медная монета могла быть сдана в казну, причем за 1 рубль казна платила по десять денег серебром, а с 1663 года давало за рубль, только 2 деньги. Как справедливо определил Ключевский: «Казна поступила как настоящий банкрот, заплатила кредиторам по пять копеек или даже по одной копейки за рубль»1.

Всего за время существования в обращении медных денег с принудительным курсом относительно серебра, за подделку денег было репрессировано более 20 тысяч человек, нанесен колоссальный ущерб торговли и предпринимательской деятельности в целом. По словам С.М. Соловьева, «так печально кончилась первая попытка помочь расстроенному состоянию финансов выпуском своего рода государственных кредитных билетов, ибо, что же такое были эти медные деньги с нарицательною ценою серебряных?»2.

Небезынтересны соображения по поводу политических и юридических оснований использования знаков стоимости в денежном обращении, которые высказал российский апологет абсолютной монархии И.Т. Посошков (1652–1726 гг.).

Современник Петра I, сторонник его политических мероприятий, Посошков утверждал, что денежное обращение в России может быть организовано вообще без учета каких-либо экономических факторов. В своем известном сочинении «Книга о скудости и богатстве» (1724 г.) он, в частности, писал: «Мы не иноземцы, не меди цену исчисляем, но имя Царя своего величаем; нам не медь дорога, но дорого его царское именование. Того ради мы не вес в них (монетах) числим, исчисляем начертание на ней… И того ради мы не серебро почитаем, ниже медь ценим, но нам честно и сильно именование Его Императорского Величества; у нас толь сильно Его Пресветлого Величества слово, аще б повелел на медной золотниковой цате1положить рублевое начертание, то бы она и за в торгах и за рубль ходить стала во веки веков неизменно»2. Очевидно, что подобное утверждение целиком и полностью игнорирует важнейшую особенность бумажноденежного и всякого ему подобного обращения, связанную с тем, что неразменные деньги сохраняют свою полноценность до тех пор, пока это не противоречит интересам рынка, то есть пока подобные деньги могут служить средством платежа, поскольку в обмен на них можно приобрести товар. Медный бунт определенно показал, что доверие к денежным знакам, хотя и имеющим атрибуты царской власти, легко может быть подорвано в связи с реальной ситуацией на рынке.

Фактически обстоятельства свидетельствуют, что даже в условиях самодержавия, практически при тоталитарном политическом режиме произвол власти в сфере организации денежного обращения ограничен интересами рыночной экономики. Но, так или иначе, в определенной мере тезис об особенном, специфическом отношении российского населения к государству как эмитенту денежных знаков, очевидно, следует считать справедливым, тем более что он нашел подтверждение и в будущем.

Оценивая содержание тезиса Посошкова, польско-французский писатель и юрист К. Валишевский в 1893 г. писал: «Вся теория общественного кредита, как она применялась в эпоху Екатерины и как она применяется в России и в наши дни, заключается в этих словах»1.

Впервые в России решение об эмиссии бумажных денег было принято в царствование императора Петра III в 1762 г., когда государственный бюджет в связи с участием в общеевропейской, так называемой Семилетней войне, имел существенный дефицит. В целях его ликвидации указом 25 мая 1762 г. был учрежден Ассигнационный банк. В тексте акта было определено: «Учреждение знатного государственного банка, в котором все и каждый по мере своего капитала и произволения за умеренные проценты пользоваться могли, и хождение банковых билетов представилось тотчас самое лучшее изведанное средство… хотим теперь примерами в Европе собственно от нас сие важное всей империи… показать благодеяние и для того повелеваем: наделать, как наискорее банковых билетов на пять миллионов рублей на разные суммы, а именно на 10, 50, 100, 500 и 1000. По неделании вдруг сих пяти миллионов будут оные тот час разделены по таким казенным местам, откуда наибольшая выдача денег бывает, с тем, дабы оные употреблять их в расход, как самые наличные деньги, ибо мы хотим и через сие повелевает, чтоб билеты и в самом деле за наличную монету ходили»1. Размен банковых билетов предполагался на медную и серебряную монету по номиналу. Реформа тогда не состоялась, так как император был низложен и убит в результате заговора во главе с его женой, будущей императрицей Екатериной II.

Впрочем, в 1769 г., в связи с необходимостью преодоления бюджетного дефицита, вызванного обстоятельствами турецкой войны, Екатерина II издала манифест, согласно которому учреждались два ассигнационных банка в Санкт-Петербурге и Москве и осуществлялась эмиссия государственных ассигнаций.

Манифест определял: «Сим государственным ассигнациям иметь обращение во всей империи нашей наравне с ходящею монетою, чего для все правительственные и казенные места должны принимать те ассигнации во все государственные сборы за наличные деньги без малейшего затруднения»2. Своеобразной принудительной мерой было установление обязанности для всех плательщиков казенных сборов в числе каждых 500 рублей уплачивать одну ассигнацию достоинством в 25 рублей.

Официальная мотивировка введения ассигнаций заключалась в указании на упрощение денежного обращения, основой которого до этого была массивная и, следовательно, неудобная медная монета. Действительно, денежное обращение упростилось, ассигнации пользовались популярностью у населения и ассигнационные банки даже стали брать плату: 0,25–0,5% за обмен медной монеты на ассигнации.

Дефицит бюджета успешно покрывался за счет увеличения эмиссии. В 1770 г. был прекращен размен ассигнаций на серебро – это означало, что ассигнации, по существу, обратились в неразменные бумажные деньги. В 1787 г. в обращении было ассигнаций на 46 миллионов рублей и эмиссия постоянно увеличивалась, а курс ассигнаций относительно серебра падал: в 1796 г., когда умерла императрица, ассигнаций было в обращении более чем на 156 миллионов, а курс их составлял 68,5 копеек серебром за рубль ассигнациями.

При императоре Павле I количество ассигнаций выросло до 211,3 миллионов, а курс снизился до 65 1/3 копейки серебром за рубль ассигнациями. Ко времени царствования Павла I относится указ, который был призван изменить юридическую сущность ассигнаций, причем, как и многие акты этого государя, указ преследовал цели, связанные с обеспечением интересов простых людей. Согласно этому акту, ассигнации были признаны государственным долгом, предполагался их выкуп, для чего были увеличены некоторые налоги.

Этот план не был реализован. В царствование Александра I в связи с необходимостью финансировать военные действия, содержать армию за пределами страны, где использовать ассигнации не было возможности, а также из-за падения экспорта в результате континентальной блокады Великобритании, эмиссия ассигнаций постоянно увеличивалась – в 1810 г. их было в обращении на 570 миллионов рублей. Курс упал до 44 1/2 копеек ассигнациями за рубль серебром. Правительство, чтобы как-то поддержать курс, вновь объявило ассигнации государственным долгом и официально обещало прекратить эмиссию. Но сдержать подобные обещания было невозможно. В 1818 г. в обращении находилось ассигнаций на 836 миллионов, а курс составлял около 25 копеек серебром за рубль ассигнациями.

Для того чтобы исправить положение, Манифестом 16 апреля 1817 г. было повелено извлекать ассигнации из обращения. Для осуществления этой операции были выпущены государственные займы и осуществлена продажа некоторых государственных имуществ. В результате к 1823 г. было изъято и уничтожено ассигнаций на 247 миллионов, курс ассигнаций поднялся на 2,7%; после уничтожения значительной части ассигнаций количество денег в обращении оказалось недостаточным, и в обороте появилась звонкая монета, причем не только российская, но и иностранная, хотя ни та, ни другая не имела податного обеспечения и была неудобна1.

В начале 1820-х гг. началось постепенное преобразование денежной системы Российской империи. Был прекращен выкуп ассигнаций, причем в условиях экономического подъема и увеличения экспорта это не повлекло за собой падения курса ассигнаций. Более того, обнаружился дефицит ассигнаций и на некоторое время установился их курс в соотношении один рубль ассигнациями к одному рублю десяти копейкам серебром.

Неприемлемое, можно сказать, критическое состояние российского денежного обращения в этот период засвидетельствовал в своих мемуарах государственный секретарь барон М.А. Корф. В частности, он писал: «Их (ассигнации) единственно узаконено было принимать в казенные и банковские платежи; только на них должны были совершаться все сделки и условия, производиться купля и продажа. Отсюда серебро перешло в ряд простого товара и вытиснилось из народного обращения, и у нас не стало и монетной единицы, потому что рубль сделался счетом воображаемым.

К этому неудобству вскоре присоединилось новое: признав ассигнации исключительной платежной монетой и поставив через то все состояния в необходимость приобретать их для взносов в казну и в кредитные установления, правительство в то же время извлекло из обращения почти целую треть их и не открыло ни одного нового источника свободного промена.

Отсюда при недостатке в ассигнациях произошла зависимость народа от менял и спекулянтов, с чем вместе родилось и зло простонародных лажей, или счета на монету…1

Государственные платежные знаки, перейдя из орудий сделок и потребностей общежития в предмет торга, беспрестанно менялись в цене своей, и эти изменения были так много различны, что почти каждый город, каждое место имели свой особенный денежный курс ассигнаций, золота и даже медной монеты. Сложившаяся ситуация существенно затронула интересы участников денежного обращения, прежде всего тех, кто не мог возмещать ущерб, причиняемый потерями от лажа, увеличением цен на собственную продукцию, то есть чиновников, крестьян, которым «были недоступны тонкости курсовых расчетов», и наемных рабочих. Это вызвало не только общее желание изменения денежного обращения, но и всеобщий ропот»1.

Денежная реформа, инициатором которой был член Государственного совета князь К.Ф. Друцкой-Любецкий, а непосредственным исполнителем – граф Е.Ф. Канкрин, была осуществлена поэтапно.

Манифестом 1 июля 1839 г. ассигнации были зафиксированы в соотношении к серебру по курсу 3 р. 50 коп ассигнациями за 1 рубль серебром. Собственно это было началом полномасштабной денежной реформы. В 1840 г. была учреждена депозитная касса, которая выпускала депозитные билеты (по существу новый вид денег), обеспеченные в соотношении рубль депозитными билетами на рубль серебром.

Манифест 1 июня 1843 г. определил обмен ассигнаций на государственные билеты по курсу 3,5 к 1. Кредитные билеты, в свою очередь, подлежали обмену на звонкую монету. В результате этой операции ассигнации были изъяты из обращения, упразднены. Бумажно-денежное обращение, в основе которого лежали фактически неразменные бумажные деньги (ассигнации), прекращалось.

Денежная реформа Е.Ф. Канкрина оказалась вполне успешной – объем обмена кредитных билетов на металлическую монету был незначителен. Во время Крымской войны (1853–1856 гг.) размен кредитных билетов на серебро был прекращен, что способствовало инфляции. В 1862 г. размен был восстановлен, но в следующем 1863 г. вновь прекращен в связи с истощением разменного фонда. Таким образом, в основе денежного обращения снова оказались фактически неразменные бумажные деньги.

В дальнейшем денежное обращение, основанное на кредитных билетах, было реформировано в связи с введением золотого стандарта.

Рассмотренные выше парадигмы, связанные с эволюцией денежного обращения, на наш взгляд, должны способствовать пониманию и усвоению материала о правовом регулировании денежного обращения в Российской Федерации в течение последних лет. Бумажно-денежное обращение может эффективно применяться и действует в условиях политической стабильности, контролируемой эмиссии и наличия ресурса доверия участников денежного обращения к эмитенту и стоящей за ним государственной власти.