logo search
Философия1

Глава 1. "Новое право": основные направления интерпретаций

229

1 Там же. С. 184.

2 Там же. С. 186.

ствующим индивидам гражданские права, которыми они, однако, должны пользоваться не в своих интересах и даже не для развития производительных сил, а для победы социализма над самими эти­ми индивидами как "капиталистическими элементами". И такую обязанность действовать "себе в убыток", вопреки смыслу граж­данской правосубъектности и вообще гражданского права, Пашу­канис (не говоря уже о других авторах — убежденных позитиви­стах), сторонник правосубъектной концепции права (правда, толь­ко для ненавистного ему буржуазного права), характеризует как право, как "наше советское право"!

Не проще ли в таком случае считать новым (пролетарским, советским) "правом" наличный классовый порядок (Стучка и его сторонники) или веления, законы, нормы (Козловский, Подволоц-кий и другие откровенные советские легисты), устанавливаемые представителями диктатуры пролетариата? К чему все тонкости о праве как форме экономико-стоимостных отношений, если все, что прикажут (в виде декрета, закона, инструкции или другого акта), — это и есть право? Никакого, ведь, критерия не остается (не только у Стучки или Подволоцкого, но и у Пашуканиса) для того, чтобы от­личить право от неправа, государство от диктатуры, публичную власть от партийного правления, закон "пролетарского государст­ва" от правового закона, наличие советского права от отсутствия права вообще, "отмирание" права от его прямого отрицания и на­сильственной ликвидации.

Основной недостаток всего подхода Пашуканиса к собственно­сти, праву, государству, морали и т. д. состоит в том, что он, строго говоря (подобно другим "марксистам-правовикам"), не теоретик, а идеологический критик, и он, следовательно, развивает не теорию (в собственном смысле этого понятия) собственности, права, госу­дарства, морали и т. д., а лишь марксистскую, классово-пролетар­скую идеологическую критику этих объектов как лишь классово чуждых феноменов, абсолютно лишенных какой-то самостоятель­ной ценности, объективных свойств, внеклассового значения, како­го-то общечеловеческого и социально-культурного смысла. Причем эта критика носит радикально-негативный характер и нацелена на полное отрицание соответствующих явлений, позитивное содержа­ние и значение которых полностью игнорируются и остаются вне поля видения такого идеологического подхода. И даже там, где, согласно данной идеологии, на время (до полного "отмирания") что-то и допускается из "старого", то лишь как неизбежное зло, ис­пользуемое к тому же для целей ускорения процесса его полного отмирания.

Правопонимание при таком негативном подходе к праву вооб­ще с позиций коммунистического отрицания его как буржуазного феномена по сути дела предстает как правоотрицание. Познание права подчинено здесь целиком целям его дискредитации и пре-

230 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

одоления. Это антиюридическое мировоззрение нашло свое вопло­щение и реализацию в правовом нигилизме всей послереволюцион­ной теории и практики социальной регуляции.

Отмеченный недостаток было бы, конечно, некорректно адре­совать в виде личного упрека Пашуканису или какому-то другому марксистскому, коммунистическому автору. Весь этот антиюри-дизм, внутренне присущий в целом марксистскому подходу к пра­ву, социально-исторически и идеологически обусловлен тем, что социалистическое отрицание капитализма действительно включа­ет в себя преодоление вместе с буржуазным правом всякого пра­ва вообще. И марксизм верно отразил этот момент. Но историче­ская (и вместе с ней и идеологическая) иллюзия состояла в маркси­стском представлении, будто социализм — это первая, низшая фаза коммунизма, за которой последует высшая фаза — полный комму­низм, будто социализм как переходный период поведет к комму­низму как новому строю, будто после социализма как переходного строя с обобществленными средствами производства реально воз­можен еще и другой, не переходный, а постоянный и даже вечный коммунистический строй, словом, будто реально возможен комму­низм как нечто иное, чем социализм (т. е. отрицание капитализма, уничтожение частной собственности на средства производства, их обобществление в политизованной форме "огосударствления" и т. д.).

Сегодня можно сказать, что действительное историческое раз­витие социализма развеяло эти иллюзии. Исторические реалии свидетельствуют об объективной невозможности на базе обобщест­вления средств производства какого-то другого строя, нежели тот реальный социализм, который исторически был построен. Преж­ние, априорные представления о коммунистическом продолжении и совершенствовании социализма, о коммунистической перспекти­ве развития социализма в свете опыта реальной истории предста­ли как простая оптимистическая версия идеологов коммунизма о дальнейшем прогрессирующем улучшении идеализированного со­циализма и его самодвижении в направлении к утверждению, на­конец-то, всеобщего и полного счастья на земле.

Как идеал грядущего счастья, как нечто сверхсоциалистиче­ское коммунизм оказался очередной великой утопией. Но как строй с верифицируемыми земными, социально-экономическими харак­теристиками (отрицание частной собственности, обобществление средств производства, всеобщность труда, коллективизм и т. д.) ком­мунизм, можно сказать, уже практически осуществлен вместе с социализмом, поскольку ничего другого (кроме детских фантазий о всеобщем и полном счастье), объективно реализуемого в социаль­ной действительности, в идее коммунизма по существу нет. Так что реально-исторически говоря, практически возможный коммунизм (вместе с социализмом) уже позади, а не впереди. Социализм стро­ился коммунистический, коммунизм оказался социалистическим.