Глава 1. "Новое право": основные направления интерпретаций

197

дарственной власти и относящееся к области права"¹. Определение это, по сути своей позитивистское, страдает одновременно и тавто-логичностью, и непоследовательностью.

Отождествление здесь "правовой нормы" и "закона", в частно­сти, означает, что именно государство является создателем права (в виде принудительных "правовых норм"). Иначе говоря, в норма­тивно-правовом смысле право и закон здесь полностью совпадают. Но Стучка, стремясь выйти за рамки такого легистско-нормативно-го правопонимания, в конце своего определения закона требует, чтобы "правовые нормы" (закон, принудительное правило государ­ства) относились "к области права". Это тем более странное требо­вание, что под "областью права" подразумевается область общест­венных отношений, куда правовое свойство, правовое начало ("пра­вовой характер", согласно Стучке) еще предстоит внести извне (от "правовых норм", т. е. закона, от классово-идеологизированного "пра­восознания").

В целом конструкция "права" из трех "правовых форм" явля­ется в теоретико-правовом плане несостоятельной. Причина этого, в конечном счете, заключается в том, что под "правом" Стучка вез­де имеет в виду нечто неправовое и внеправовое — классовый ин­терес, классовое насилие, "классовый характер", словом — "клас­совость". Как развиваемое им общее понятие права, так и выделяе­мые им "правовые формы" ничего собственно правового в себе не содержат: порядок (системы, формы) общественных отношений ока­зывается у него "правопорядком", общественные отношения — "пра­вовыми" отношениями, принудительные веления — "правовыми" нормами, а идеология — правосознанием не потому, что они (этот порядок, эти общественные отношения, веления, идеология) выра­жают нечто собственно правовое (специфический принцип права, объективно отличающий его от неправа), а потому, что, согласно подходу Стучки, все они носят "классовый характер".

Этот подход позволил фактически неправовую ситуацию по­слеоктябрьского времени, отсутствие права в условиях диктатуры пролетариата и социализма интерпретировать как наличие и гос­подство нового и особого (революционного, классового, пролетар­ского, советского) "права". Схема "обоснования" такого "нового права" простая: раз при диктатуре пролетариата есть классово-пролетар­ский порядок общественных отношений, значит это и есть проле­тарский правопорядок, пролетарское право, выражаемое и защи­щаемое пролетарским классовым законом и пролетарским классо­вым сознанием. Путаница же в суждениях и построениях сторон­ников и теоретиков "нового права" является неизбежным следст­вием исполнения внутренне несостоятельного дела — трактовки неправа как качественно нового "права". Усугубляет эту путаницу

Там же. С. 163.

¹ Там же. С. 163—164.

198 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

и то, что наличие "нового права" доказывается с помощью классово препарированного словаря отрицаемого "старого права".

Обоснование приказных норм, требований и "порядка" дик­татуры пролетариата как нового, пролетарского права по существу означало пересмотр положений Маркса (разделявшихся также и Лениным) о буржуазном "равном праве" после пролетарской рево­люции, на первой фазе коммунизма. Этот пересмотр (в ситуации несбывшегося прогноза) осуществлялся во многом бессознательно, в общем русле интерпретации послереволюционной действитель­ности как реализации и подтверждения марксистского учения.

Однако, по Марксу, к которому апеллировали послереволюци­онные авторы, исторически последним типом права вообще являет­ся буржуазное право. Это означало невозможность какого-либо но­вого (послебуржуазного, пролетарского или социалистического) права для послереволюционного строя, идущего к коммунизму. Так что концы с концами у марксистских юристов, в том числе и у Стучки, претендовавшего на создание марксистской теории права послере­волюционной эпохи, явно не сходились. Как прогноз Маркса и Ле­нина, так и новые теоретические построения марксистских юри­стов не соответствовали неправовым реалиям послереволюцион­ной действительности.